Голодомор–геноцид: отрицание пулитцеровскими лауреатами: Уолтер Дюранти and Энн Эпплбом
Американский журналист венгерского происхождения Джозеф Пулитцер пожертвовал в 1904 г. два миллиона долларов Колумбийскому университету Нью-Йорка для создания Школы журналистики и учреждения премии за лучшее произведение.
Учредить ее лично он не успел — умер в 1911 г. Вручать премию начали в 1917-м. В каждый первый понедельник мая ее вручают победителям — номинантам в области журналистики, литературы, театра, музыки. Самая престижная номинация — «За служение обществу» (Publice service) с вручением Золотой медали и 10 тысяч долларов. Ее лауреатами были писатели Э.Хемингуэй, М.Митчелл, А.Миллер, газета The New York Times, известные журналисты, художники. Претендентов привлекала не мизерная сумма, а престиж лауреата. В этом году ее стремились получить более двух тысяч человек…
В 1926 и 1933 гг., когда корреспондент New York Times У.Дюранти лично брал интервью у И.Сталина, такого разнообразия номинаций («За служение обществу», «За освещение местных новостей», «За раскрытие национальной темы», «За международный репортаж», «За мастерство») еще не было. В 1931 г., когда валлийский журналист Г.Джонс был на Днепрогэсе, его американский коллега У.Дюранти написал несколько хвалебных репортажей об индустриализации, о победном шествии социализма.
В 1932 г. Пулитцеровский комитет, рассмотрев представление Дюранти, присудил ему премию. Венценосный журналист с изысканным «мастерством» сослужил службу большевистскому агитпропу. В статьях в New York Times он отрицал факт искусственного голода в Украине, предательски выдал советским спецслужбам Г.Джоунса, который в марте 1933 г. вернулся из голодных сел Харьковщины и неосторожно рассказал о своей поездке Дюранти. Он не только предал Гарета, но и продал за щедрые кремлевские гонорары журналистскую совесть, возглавил клеветническую кампанию против него. В августе 1935 г. Г.Джоунс погиб в Маньчжурии при странных обстоятельствах — спустя несколько дней Дюранти писал об обострении советско-японских отношений на Дальнем Востоке. В начале 2000-х общественность пыталась лишить Дюранти Пулитцеровской премии, но комитет по ее присуждению отклонил ходатайство.
Безусловно, Уолтер Дюранти и Энн Эпплбом хотя и являются представителями западной журналистской школы, но существенно отличаются мировоззренческими, образовательными и ментальными вкусами. Их объединяет специальность и лауреатство.
Эпплбом работала в престижных изданиях The Washington Post, The Economist, The Spectator, опубликовала монографию «История ГУЛага», за которую в 2004 г. получила Пулитцеровскую премию. На украинском языке книга вышла в 2006-м. В интеллектуальной номинации «Отношение к сталинскому режиму» они антиподы: Дюранти восхвалял красного диктатора, Эпплбом осуждает его преступления. В «Истории ГУЛага» она признает коллективизацию и политику раскулачивания причиной «…ужасных опустошительных голодоморов в Украине и южной России — голодоморов, когда погибли от шести до семи миллионов людей». Ее советниками и научными консультантами были российские архивисты, историки, западные исследователи.
Свобода личности, а как производная — и свобода творчества, дает человеку шанс пересмотреть свои взгляды. Их постоянство и последовательность — признак индивидуальности. А если взгляды ошибочны? В любом случае мы должны воспринимать их как данность. Появление книги Э.Эпплбом Red Famine. Stalin’s War on Ukraine» (2017), которая вызвала неоднозначные рефлексии среди украинских и западных исследователей Голодомора, — ее очередное журналистское расследование. Эпплбом — единственный ее автор, хотя интеллектуально-институционную помощь ей предоставляли украинские историки и западные эксперты. Объединение журналистского поиска с элементами академического исследования поднимают планку ответственности автора: оцениваемые толкования и выводы приобретают форму квалификационных суждений, а не публицистического репортажа о трагических событиях прошлого. При таких обстоятельствах свобода высказываний и произвольные интерпретации должны быть созвучны с авторской позицией и профессиональной ответственностью. Досадно, но тенденциозность и субъективность авторского толкования концепции геноцида Рафаэля Лемкина (отца термина «геноцид»), базовых положений Конвенции ООН от 9 декабря 1948 г. о предотвращении геноцида и наказании за него, фактическое отрицание Голодомора-геноцида 1932–1933 гг. в Украине очевидны. Об этом я написал в рецензии на англоязычное издание «Красного голода» («Слово Просвіти», №49, 2017 г.). Мне казалось тогда, что ее суждения — это полемические раздумья пулитцеровского лауреата, стремление разобраться в сложных научных коллизиях правовой оценки Голодомора. Я надеялся, что в дальнейшем автор пересмотрит их. 25 ноября 2017 г. президент Украины П.Порошенко, выступая на мемориальном мероприятии возле Музея Голодомора в Киеве, дважды упомянул книгу Э.Эпплбом, даже поставил автора в один ряд с Р.Конквестом и Дж. Мейсом, а вскоре встретился с ней. Возникла странная коллизия: мы призываем мировую общественность признать Голодомор геноцидом украинского народа, но одновременно предоставляем пропагандистскую площадку авторам книг, в которых геноцидная составляющая подвергается сомнению. Любопытно, какой была бы реакция политического руководства Израиля, если бы кто-нибудь из журналистов или историков осмелился усомниться в Холокосте возле Института Яд Вашем (который до сих пор не признает Андрея Шептицкого праведником мира, хотя святейший лично спасал евреев в годы нацистского нашествия).
Украина страдала в ХХ в. от катастрофических потерь и боли, поэтому общество находится в состоянии посттравматического синдрома. Социальная психика нации довольно чувствительна к искажению реальных событий, фальсификации обстоятельств трагичных страниц прошлого. Мы — свидетели реакции Израиля на недавние события вокруг поправок к закону об Институте национальной памяти в Польше. В 2018 г. книга Э.Эпплбом вышла в переводе на польский с половинчатым названием — Czerwony GłЧd, без второй ее части — «Сталинская война против Украины». Где-то потерялась во время редактирования… Триумфальное шествие «Красного голода», пленяющего национально-патриотические чувства антироссийской риторикой, дошло до Украины.
30 мая 2018 г. «Художественный арсенал» предоставил площадку для презентации украинского перевода книги Э.Эпплбом «Красный голод. Война Сталина против Украины». Издание состоялось при финансовой поддержке Украинского научно-исследовательского и образовательного центра изучения Голодомора (HREC in Ukraine), который является филиалом Научно-образовательного консорциума изучения Голодомора при Канадском институте украинских исследований.
Обе организации финансирует канадский бизнесмен Д.Темертей. Для поклонников журналистского таланта Э.Эпплбом, а они однозначно есть, ее книга — «выдающееся событие». Мой коллега Станислав Кульчицкий, который принимал участие в ее презентации, заметил, что «…из-за своей книги Эпплбом уже нажила много врагов». Я написал критическую рецензию в 2017 г. и теперь, но я не враг, скорее, принципиальный оппонент. Но, как оказалось, не единственный. Свои отзывы представили известные исследователи Голодомора Роман Сербин из Канады, который издал статью Р.Лемкина о «советском геноциде», юрист-международник Владимир Василенко (автор проекта Закона Украины о Голодоморе от 28 ноября 2006 г.), историк Владимир Сергийчук.
Юридическо-правовое признание в Украине Голодомора-геноцида далось трудно. Знаю, поскольку лично принимал непосредственное участие в подготовке доказательной базы. Поэтому сознательную или случайную ревизию его положений воспринимаю как личное оскорбление. Его я почувствовал, еще читая англоязычное издание Э.Эпплбом, а презентация «Красного голода» на украинском языке развеяла какие-либо сомнения: лауреат Пулитцеровской премии отрицает геноцидную составляющую Голодомора в Украине, подвергает сомнению его юридическую квалификацию согласно положениям Конвенции 1948 г., сознательно занижает общее количество жертв искусственного голода.
Академическое рецензирование предполагает применение системного теоретического арсенала. Его сложно применить к «Красному голоду», поскольку в произведении объединены элементы мемориально-археографического (щедрое цитирование воспоминаний очевидцев), демографического (произвольное представление статистики жертв Голодомора), юридического анализа (толкование норм международного права). Ключевыми для автора являются два определения — «голод 1932–1933 гг.» и нейтральное «голод», которые она рассматривает как социально-биологические явления. Понятие «общесоюзный голод», «украинский голод» вроде бы и подтверждают их различие, но, наверное, под влиянием советчиков автор становится на позицию признания факта «общесоюзного голода». Он является историографической схемой, даже идеологемой, которыми пользуются российские и отдельные украинские историки для нивелирования геноцидной составляющей и национальной особенности причин, обстоятельств и последствий Голодомора в Украине. Очень удобная схема: голод — «общая трагедия». Если так, то почему Россия не дала политическую и правовую оценку Голодомора на своей территории? Почему в 2011 и 2015 гг. российский суд запретил мои книги о Голодоморе на территории РФ, признав их экстремистской литературой? А в ноябре 2017-го спикер МИД РФ М.Захарова развеяла окончательные сомнения: Голодомор, мол, — не исторический факт. Поэтому фразу Э.Эпплбом «ни украинский, ни общесоюзный голод» можно воспринять как нейтральную и несколько унифицированную.
Терминологический ряд в любом научном и журналистском расследовании имеет особое значение. Поэтому понятия «голод» как биологическое явление, «террор голодом» (карательно-репрессивная акция), «Голодомор» (массовое и последовательное уничтожение людей системным лишением продовольствия, новейшая форма геноцида) нужно использовать правильно. Можно говорить и о «стадиях голода весной 1933 г.», но в контексте социально-биологического и антропологического исследования. Когда читаешь книгу «Красный голод», складывается впечатление, что ее автор сознательно избегает определения «Голодомор», а если и упоминает, то со ссылкой на источник. Она считает, что «украинские эмигранты в своих публикациях назвали его (голод. — В.М.) Голодомором». Впервые термин Hladomor возникает в 1933 г. на страницах пражского Većernika P.L. Э.Эпплбом не отрицает организованный характер голода, его искусственное происхождение, поскольку отвергает действие природного фактора. Однако ее фраза «история Голодомора не ограничивается голодом» говорит о том, что она ставит знак равенства между понятиями и явлениями, а они существенно отличаются. Голодомор — это историческая форма геноцида против гражданского населения в мирное время. Не пассивное объединение слов «голод» и «мор» составляют его этимологическую сущность, а функциональная трансформация искусственно организованного голода. Понятия и явления «Голодомор» и «Холокост» являются вербальными символами геноцида в ХХ в., его историческими формами. Хотя и различными, но по правовым признакам норм международного права пересекающимися.
За 15-й раздел монографии «Красный голод» и за «Эпилог» к книге, даже несмотря на многочисленные фактологические ошибки и журналистские повороты, автору и ее советникам краснеть не приходится. Но в остальном произошло нечто радикальное: возможно, автор послушалась советов научного редактора Л.Гриневич, консультантов. Она начала произвольно толковать положения Конвенции 1948 г. о геноциде. По ее убеждению, «…Сталин не старался убить всех украинцев, и не все украинцы оказывали сопротивление», а стремился «физически ликвидировать наиболее активных и сознательных украинцев». Таким образом, по мнению Э.Эпплбом, красный диктатор не собирался уничтожить «всех украинцев». Речь идет не об избирательности Сталина, а об авторском выборочном толковании базовых положений Конвенции о геноциде. По «определению Лемкина, Голодомор был геноцидом», пишет она, а по ее авторскому толкованию, не был. Потому что Сталин не стремился уничтожить «всех украинцев». Удивительно, но Э.Эпплбом процитировала основное положение Конвенции о геноциде, в котором определено «действие с намерением уничтожить целиком либо частично» национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую. Развязка ее авторской формулы возникает в фразе: «В последующие годы понятие «геноцид» на практике стали толковать еще более узко, в частности как подобное Холокосту физическое уничтожение всей этнической группы». В годы Холокоста погибло почти шесть миллионов человек, но это часть еврейского народа, которая находилась на оккупированных фашистами территориях. Что означает фраза «всей этнической группы»? Будто уничтожение части — более семи миллионов жертв Голодомора — нельзя считать геноцидом.
Конвенция 1948 г. о геноциде, как общая норма международного права, не предполагала наличия конкретной национальной или этнической группы (украинцев, евреев, армян, ромов). Она зафиксировала перечень действий с намерением, которые можно квалифицировать как акт геноцида. Выборочное толкование документа международного права недопустимо. Э.Эпплбом убеждена, что Холокост имел признаки физического уничтожения «всей этнической группы», а во время Голодомора у Сталина такого намерения не было. Поэтому ее исторический вывод категоричен: «Голодомор не отвечает такой интерпретации. Голод в Украине не был попыткой убить всех украинцев; его также остановили летом 1933 года, задолго до того, как он мог истребить всю нацию». Циничный вывод, особенно о заботливом прекращении Голодомора летом 1933 года. А тем временем террор голодом продолжался в Киевской и Винницкой областях до весны 1935-го. Странный аргумент отрицания геноцидной составляющей. Будто бы перерыв между расстрелами в Бабьем Яру был «остановкой». Интеллектуальная группа поддержки «Красного голода» должна стыдиться такого выборочного толкования Голодомора.
Непонятна и фраза о сложности «классифицировать Голодомор в международном праве как геноцид», хотя она и «не остановила попыток нескольких правительств Украины этого добиться». Международное признание Голодомора-геноцида будет действительно сложным, если представлять в Украине книги, авторы которых отрицают его. В Израиле такое толкование геноцида евреев украинским историком или журналистом сразу получило бы политическую и юридическую оценку. В Украине же разрешено все: иностранный политик может в зале Верховной Рады Украины обвинять украинцев в причастности к Холокосту, а любой западный и особенно северо-восточный журналист — отрицать Голодомор.
Политически-правовая оценка Голодомора, которой удалось достичь при президенте Украины В.Ющенко, в «Красном голоде» почему-то названа политизацией, хотя и в кавычках. Однако интеллектуально-финансовый спонсор издания, каковым является HREC in Ukraine, позволяет себе обвинять Музей Голодомора в политизации. Если Голодомор, то есть массовое убийство украинцев, является преступной политикой, то как избежать политизации, его правовой оценки? Использование Э.Эпплбом статистики жертв Голодомора для меня понятно. Автор целиком и полностью позаимствовала ее у украинских демографов, поэтому и пишет, что «…украинские ученые (за некоторыми исключениями) пришли к соглашению относительно цифры около четырех миллионов погибших». Я принадлежу к исключению, поскольку, опираясь на гипотетические прогнозы демографов 1930-х годов и материалы переписи населения 1937-го, отстаиваю цифру умерших жертв Голодомора — более 7 млн человек. Для Э.Эпплбом «согласованными» являются две цифры: 3,9 млн погибших — «прямые потери», 0,6 млн неродившихся — «косвенные потери» (с. 276–277). Она хорошо «согласовала» цифру 3,9 млн человек, но не согласовала правильного цитирования демографической статистики С.Соснового за 1942 г: 1,5 млн умерших в 1932 г., 3,3 млн — в 1933-м. В архивном фонде Оперативного штаба Розенберга сохранилась аналитическая работа С.Соснового, который называет 7,4 млн человек, которые «…погибли в Украине вследствие голода, организованного большевиками в 1932/33 г.». Демографическая статистика жертв Голодомора — однозначно не журналистское дело.
В конце «Эпилога» автор «Красного голода» отмечает: «Голодомор — это трагическая история без счастливого конца. Но история Украины не стала трагедией. Миллионы людей было убиты, но народ выжил». История украинского народа весьма трагична. Надеюсь, что отрицание Голодомора-геноцида, какой бы антироссийской риторикой оно ни сопровождалось, останется в украинской интеллектуальной и мемориальной среде «без счастливого конца».