Супруги Кривонос оставили свидетельство о Голодоморе для музея
В рамках работы по сбору свидетельств очевидцев Голодомора заведующая научно-исследовательского отдела Юлия Коцур и главный хранитель фондов музея Нина Лапчинская совместно с фотографом Ксенией Пилявской посетили супругов Кривонос, которые сейчас проживают в Киеве. В наше время, когда свидетелей Голодомора осталось очень мало, такая пара — уникальна.
Несмотря на то, что супруги пережили эти страшные годы в различных регионах Украины (Алексей Остапович (1926 г.р.) — в селе Савинцы на Черниговщине, а Вера Никифоровна (1927 г.р.) — в Киеве) их рассказы имеют много общего и показывают грубость преступления, которое совершил сталинский режим против всех украинцев.
Вера Некифоривна родилась в селе Терешки Черкасской области. В начале 30-х годов ее мать уехала в Киев, а маленькая Вера осталась с отцом в деревне. Когда начались голодные годы, мать забрала дочь в город, что и спасло Веру Некифоривну, а ее брат, оставшийся в деревне с отцом, умер от голода и похоронен в братской могиле в Терешках.
Женщине очень трудно вспоминать эти болезненные моменты голодного детства, она не может сдержать эмоций и постоянно плачет.
Алексей Остапович родился в зажиточной крестьянской семье. Детские воспоминания у мужчины связаны с такими серьезными терминами как коллективизация, раскулачивание, Голодомор: «И это уже когда я Родился и когда мы начали жить — началась колективизация. Не захотели этого — ни отец, ни мать, ни братья его — в колхоз поступать. В колхоз они не поступали, хотели жить единоличниками. И мы так вот жили до тридцать третьего года. В тридцатых годах … В тридцатых годах … Перед тем как вот был Голодомор, забрали у нас хлеб…».
Люди питались суррогатными продуктами, вспоминает Алексей Остапович: «Когда весна началась, мы ходили по полям и собирали мёрзлую картошку, собирали морковку, где мёрзлая била. Потом ту картошку в холодной воде оттаивали, приносили … потом терли, крахмал отбирали и там где-то какой-то муки доставали немножко — делали блинчики, иногда ели.
А потом попозже, когда начались листья, так мы листья ели липы, потому что листья липы мягкие и они легко кушались. А цветы — клевер ел я, хорошо помню. Помню как оббивали, мы всегда ходил в сад, панский сад так назывался, там рядом был — недалеко. Мы ходили, оббивали ветки — бросали камни, бросали брёвнышки, чтоб цвет оббить…».
Такое «питание» сказалось и малый опухший Алексей в голодном 33 году не пошел в школу: «Я потом в школу в тридцать третьем году не пошел, потому что был пухлый. У меня были свищи на руках и на ногах почему-то, свищи такие были — лопались, я помню, и вода какая-то текла. Так в школу в тридцать третьем меня не приняли, так как я был слабый очень. И я пошел в тридцать четвертом году в первый класс Савинской школы. И занимался я с Никитенком, который был на год моложе, потому что меня НЕ принимали раньше. Я занимался в школе семь лет. В тридцать седьмом году отца забрали. Отца забрали и посадили в тюрьму — ни за что».
В 33-м году семью Кривоносов выгнали из родительского дома и поселили туда чужих людей: «Из дома выгнали, дом забрали в сельсовет. Завели в этот сельсовет ночью и сказали: «Вашего дома уже нету».
Голодомор превратил зажиточные украинские села в пустыню: «нападали, забирали все. Вечером не ходили, потому что люди даже на улицах умирали, хоронили людей во дворах и дальше. Кто-нибудь что-нибудь вечером если нес какую-то вещь в руках, то шапку-фуражку накинул и заберет то, что ты несеш. И кто забрал — докажи кто забрал, куда будешь обращаться — никуда. Поэтому вечерами мы не ходил, света не было нигде».
Массовая смертность в годы Голодомора стала нормой для украинских сел: «Я точно … знаю, что были и братские могилы, а так в основном, то отдельно хоронили, отдельно, отдельно хоронили … хоронили … У нас два кладбища — одно било со стороны Гурбинца, а одно было со стороны здесь нашей, от десяти бригад организовали. На территории села десять бригад было, и мы на десятой бригаде были, вот считалась десятая бригада».
Пережив все эти страшные события, Алексей Остапович понимает насколько важно не допустить, чтобы такие преступления больше не повторились: «О Голодоморе нужно постоянно говорить, это наша история, нужно чтоб это не повторилось Никогда, это не должно было быть и нельзя допускать».