Рассказ потомка украинцев, депортированных в 1950 году
Публикуем рассказ украинца Павла Макиенко о своих родственниках, депортированных в Архангельскую область РСФСР в 1930 году, принудительных работах на Севере, и возвращении в Украину в 1950-х годах. Впервые рассказ был напечатан в газете «Народная трибуна» (3 апреля 2011 года).
Я — украинец и родители мои — украинцы. Но родился я в 1949 году на крайнем Севере, в Архангельской области РСФСР, далеко от Украины, в местах ссылки моих родителей и родственников.
Почему это так произошло, я бы и хотел рассказать очень кратко на примере моей семьи — простых украинских крестьян, которые жили во времена сталинизма и попали в его ужасную мясорубку.
Узнал я о том, что мои родственники были сосланы в 1930 году на Север коммунистическим режимом по политическим мотивам только тогда, когда мне уже было 19 лет и мы давно жили в Украине, да и то случайно — настолько были запуганы мои родные этим ужасным тоталитарным режимом.
Жили мои родственники в селе Лехновка Березанского района Киевской области. Моего дедушку звали Павел Александрович Петренко, он 1895 рождения. Бабушка — Оксана Кузьминична (в девичестве — Диденко). В страшном 1930-м, когда ломали хребет украинскому крестьянству, насилуя его идти в колхоз, моих дедушку, бабушку, мать Ларису (ей тогда было 9 лет), теток Олю (11 лет) и Галю (3 года) бросили в товарные вагоны и повезли на север. Даже не знаю, сколько времени давали на сборы и что мог взять ценного крестьянин? Только немного пищи и еще теплую одежду, большинство которой тут же, на станции загрузки, свои же местные и отобрали…
Ехали долго, медленно, оставляя на немногих остановках умерших от холода, голода и болезней. В основном это были тела стариков и детей. Выехали осенью, а приехали на Север в середине зимы, в сильные морозы и снег по пояс. Привезли и выгрузили моих родственников в Архангельской области, возле села Плесецк, прямо в снег. Наверное, все слышали о космодроме Плесецк, крупнейшем на территории Российской Федерации, но мало кто знает на чьих костях он предстал. Людей этой зимой погибло очень много. Выбросили в глухой лес, в мороз, в снег по шею. В этих нечеловеческих условиях надо было скорую руку построить себе кое-какое жилища (это были сложенные из сосновых веток хижины, нечто вроде индейских вигвамов — ред.), Чтобы дальше работать на лесоповале и искупить свою «вину» перед пролетарским государством. А «провинились» мы только тем, что хотели работать на своей земле, а не в колхозе.
На лесоповал каждое утро выгоняли всех. На нарах оставались только грудные дети и ползунки. Детей, которые падали с нар, поедали лисы и другие животные, которые свободно заходили в хижины. Не один раз, вернувшись с работы, несчастные родители вместо детей находили лишь небольшую кучку костей… Да и на взрослых ждал злой рок. К весне мало кто дожил. Гибли как от тяжелой работы, так и от холода.
Среди погибших на Севере — и моя тетя Галя (в документах она почему-то Анна). Ей было 4 года. Моя тетя Оля (она умерла в 2008 г.) рассказывала, что каждую весну, а не год или два, начинался ужасный голод, и люди от недоедания и цинги умирали целыми семьями. Еще тетя рассказывала некоторые шокирующие «кулинарные» предпочтения, через которые они, возможно, и выжили. Так, она «любила» есть кору с деревьев, а моя мать — траву и мох. Им было по 12 и 10 лет.
Украинцев на местах высылки, на севере России, было полно. Я теперь вспоминаю, что там в общении между поселенцами преимущественно звучала украинская речь, а украинские фамилии наших соседей помню до сих пор.
Официально нас называли «кулаки-переселенцы и члены их семей»… Именно такая надпись была на картонной обложке толстого личного дела, которое я вытребовал из Архангельского УВД в Киев в 1994 году. «Личное дело кулака-переселенца Петренко П. А.» — так оно называлось.
Дедушка рассказывал, что беда с нашей семьей произошло из-за его любви к лошадям. У него была пара лихих, возможно, лучшая в деревне. Они очень понравились председателю сельсовета, который несколько раз предлагал отдать их в пользование. Но дедушка не соглашался, ведь в деревне без тянула остаться невозможно. Если бы он мог знать, чем все кончится…
Когда пришел сталинский приказ на выселение «контингента» и местные сатрапы принялись составлять списки, то дедушка попал в них сразу. Вместе с ним там оказались и те, кто чем-то голове не понравились. Так, выбросили семью из дома и вместе с детьми без суда и следствия отправили на гибель. Вот такое оно, сталинское правосудие!
Но если бы только сталинское. В личном деле нашел такую формулировку: «По решению Лехнивского сельсовета выслать за пределы области» … Снять копию с этого документа мне не позволили даже во времена независимости в 1994 году. Почему даже сейчас скрывают правду?!
Вот интересная деталь из личного дела моего дедушки. В описи имущества вместо двух лошадей значится уже только одна. Получается, вторую же присвоил себе председатель сельсовета.
Запомнился и случай из рассказа дедушки. На лесоповале, на тяжелейшей работе, где постоянно гибли люди, был один человек, очень молчаливый. Однажды во время обеда он сказал: «Все здесь очень хорошо, вот только хлеба мало». На следующий день его в бригаде уже не было, и никто не знал, куда он делся. Кто-то из «ближних» донес «куда следует».
После той страшной осени 1930 года, когда семью выбросили из дома, тетя Оля не была в родном селе Лехновка долгих 66 лет. Хотя после возвращения из ссылки она свободно могла туда наведаться, но желание кого-нибудь там видеть не было — так ее травмировали события, связны с выселением. Особенно то, когда ближайшие соседи и даже родственники с радостью грабили их скудное имущество, сняли даже зимнее пальто с трехлетней Гали. Горечь и боль, пережитые 11-летним ребенком, остались на всю жизнь.
Когда в сентябре 1993 года я, оформив документы на реабилитацию (реабилитации за что?!), в конце добился компенсации за уничтоженную жизнь, смерть Гали, потерю нажитого поколениями имущества, то оказалось, что государство готово выплатить аж… 70 000 купоно-карбованцев (15 тыс. — за имущество и 55 тыс. — за здания), что по тогдашнему курсу равнялось примерно 4–5 долларам… Тогда за эти деньги на рынке можно было купить 2 килограмма сала. Тетя Оля заплакала и сказала, что не сделает приятное своим мучителям, не даст издеваться над собой и не возьмет эту «компенсацию».
Позже, в последствии моих многомесячных ходатайств, она получила 10 гривен в месяц (менее $2) приложения к пенсии, но в 2004 году и их забрали под предлогом того, что репрессировали не ее лично (хотя ее так же выселили), а ее родителей. Пожалуй, это признак того, что у власти остались те же люди, которые высылали нашу семью в 1930 году…
Немного о нашей жизни на севере, в зверосовхозе. Это был забытій Богом маленький поселок в глухом лесу, где выращивали черно-бурых лисиц и песцов. Зимой — снега по шею, летом — жара, а на улицу невозможно выйти без плотной одежды и платка на голове, потому что заест гнус. Настоящая зона, откуда просто так не уйдешь. Посреди поселка на столбе — железный репродуктор, которій будил ежедневно в шесть утра и не давал спать до 12 ночи, непрерывно втолковывал коммунистические идеи. Между тем, вокруг — невероятная вонь от тюленьих туш, которыми кормили лис, а между ними — тысячи крыс и облака вороньев, которые те туши жрали. Жители поселка вынуждены были питаться тушками лис, а мех отдавали государству. До сих пор помню ужасный привкус лисичатины во рту. Это — край жизни!
Нечеловеческие условия и постоянный страх влияют не только на физическое состояние человека. Меняется и его психология. Она становится рабской. Уже после смерти тирана Сталина было слышно недовольство местных мужиков, мол, Никита Хрущев руководитель плохой, потому что никого не расстреливает и не сажает в тюрьмы, порядка нет. Не как при Сталине — вот тогда был порядок… Так им хотелось, чтобы дальше кого расстреливали… Вот до какой степени могла деформироваться человеческая мораль и мировосприятия. Это «большое достижение» сталинского строя!
О жизни в зверосовхозе с моих детских воспоминаний можно было бы написать целую книгу. Но сейчас бы в это, пожалуй, мало кто бы поверил.
В 1957 году мы возвращались в Украину. Ехали так же в товарном вагоне, вместе с коровой, но были счастливы. Мы выжили и мы ехали ДОМОЙ!